В 1954 году главный архитектор города Сортавала решил засадить центральную площадь города деревьями — так оригинальнее — и сделать из нее парк. В центре этого парка-площади поставил памятник: мужик с бородой играет руны (так называются народные карельские песнопения) на карельском народном инструменте кантеле, похожем на русские гусли. Изобразил скульптор такой собирательный образ всех исполнителей ушедших эпох. Сортавала — небольшой город в Карелии на границе с Финляндией (для молодых читателей напоминаю, что это на севере России). Местные жители считают, что мужик получился похожим на Льва Толстого — таким, каким его в школьных учебниках изображают. Другие находят сходство с Дмитрием Менделеевым. Третьи считают, что это Леонардо да Винчи — ну просто вылитый. А как—то одна группа из Москвы даже сказала: «Какой оригинальный памятник Карлу Марксу!». Я на счет Карла Маркса не согласен, не очень похож — шевелюра на голове у немца побуйнее была. Да и потом, Карл Маркс с книгой «Капитал» должен быть, а этот с гуслями. Хотя кто знает, может и хорошо иметь в центре пограничного города собирательный образ не певцов, а тех людей, которые сильно изменили этот мир. Может это и вправду должен быть Маркс, ведь из-за идей о равенстве и о пролетарском государстве так колошматило Сортавала в двадцатом веке.
Но, если говорить более точно, то изменения произошли не с городом: здания, которые сами не разрушились, здесь никто никогда не разрушал. Они сохранились на радость туристам из стран бывшего СССР, которые променяли отпуск в Турции на изучение своей недавней истории. Изменения в этом городе касались только людей, которые здесь жили, — их судеб. А судьбы и жизни людей перемолоты были здорово.
Известно, что в 1917 году Ленин дал независимость и свободу Финляндии, за что ему до сих пор памятник в центре Хельсинки стоит. Кстати, тоже факт потрясающий: большевикам просто некогда было чухонцами заниматься — вот их и отпустили. (Украине не повезло: важная территория, поэтому к нам Ленин революционных матросов послал, и те нужный порядок установили). Так вот, в 1917 году надо было жителям городка Сортавала, который теперь становился частью независимой Финляндии, решать — будут ли они оставаться в ужасном капиталистическом прошлом, или поедут коммунизм строить в новой социалистической России? Они и решили — кто-то остался, а кто-то уехал.
Правда, позже, в 1939, когда готовилось введение советских войск со гласно пакту Молотова — Рибентропа, советская власть вновь предложила местным жителям строить социализм. Правда, теперь надо было Сортавала превратить в социалистический город. По официальным источникам, гражданам на размышление выделили 3 месяца, по неофициальным — 3 часа. Условие было опять простым — если останутся, то становятся гражданами Советского Союза, а не нравится новая родина — то чтобы покинули город навсегда. Говорят, что когда наши военные вошли в Сортавала, они застали город совершенно пустым. Кое-где в квартирах еще суп теплый на плите стоял, но нет ни одного жителя, и магазины полны товара, но нет продавцов. В учреждениях и банках все бумаги остались на месте, но служащие куда-то подевались. И тогда город начали заселять жителями средней полосы Украины и России…
Те жители Сортавала, которых я встречал, — люди терпеливые и к истории относятся с пониманием. История меняется благодаря многократному переписыванию, и все может опять измениться -так думают они. Непонятно только, как в Карелии даже недавнюю историю воспринимать. Надо бы уже признать, что освободительная война с Финляндией в 1938 году не была освободительной, а была попыткой вторжения. Пора уже вспоминать и сотни тысяч наших солдат, которые в снегах и страшной мясорубке геройски погибли, пора им памятники ставить. Обидно, что 400 погибших финнов целый каменный крест заслужили, а погибшие 100 000 наших солдат — только упоминание экскурсовода о памятнике финской и русской матери, которые одинаково о своих детях скорбят. Но если говорить сегодня об этих погибших солдатах, то, например, эстонцы, начинают претензии предъявлять к России и денег за вторжение требовать. Вот финны — те умнее: они историю знают и не дергаются. Потому что знают — все в истории меняется. И их президент Маннергейм всю жизнь портрет российского императора Александра на стене держал, хотя и боролся с Красной Армией. А бывшие сортавальцы — финны — теперь славянофилы и «Общества любителей истории России” создают у себя в Финляндии…
Размышлял я о превратностях истории во время длинного переезда из Сортавала в Кемь, чтобы дальше добраться на Соловки. Опять же для молодых читателей справка: Соловецкий архипелаг — или Соловки — в первую очередь, для нас ассоциируется со страшной памятью сталинских лагерей. Архипелаг расположен в западной части Белого моря, недалеко от Полярного круга и состоит из шести крупных и множества небольших островов. Но на самом деле история лагерей заняла только 15 лет из более чем трехсотлетней истории Соловецкого монастыря. Об истории этого места — как-нибудь в другой статье: она тоже крайне интересна. И вот, проделывая этот неблизкий путь, я понял вдруг, кто же имеет честь быть изображенным на центральной площади этого замечательного городка. Я думаю, что памятник, сами того не подозревая, поставили удивительному художнику и жителю Сортавала Крониду Гоголеву. А тот скульптор, который получил задание памятник поставить с изображением чего-то истинно карельского, наверное, изобразил общий символ всех мужчин, которые двигали творчество. Если так, то и Леонардо да Винчи, и Менделеев, и Толстой похожи на Гоголева: и внутренне, и внешне, и тоже могут стоять на центральной площади города.
Для тех, кто не знает, хочу пояснить, что художник Кронид Гоголев для города Сортавала — это как Старый Арбат для Москвы или Андреевский спуск для Киева. В Сортавала есть выставочный зал Кронида Гоголева, который очень любят показывать гостям. В нем представлены его картины, но самое интересное — образцы резьбы по дереву (не знаю, как и назвать — деревянные картины, исполненные трудолюбивым и талантливым мастером). В книге записей почетных гостей — много имен политиков и людей культуры. Чубайса мастер называет с уважением — Анатолий Борисович! Но без уничижительного трепета. «Помогал отстоять зал, чтобы его не забрали под магазин”. Говорит он это просто, и в себя смотрит. Вроде бы ему и не важно это, хотя, кроме выставочного зала, и жизни другой нет. А зачем она, другая? «Сколько стоит одна работа?” «Пять тысяч евро — покупай!”. Да не продает он их — вот в чем дело! Меня впечатлил и не только его работы, которые не имеют аналогов (и это говорят все специалисты — и друзья, и враги). Главное — сам мастер: вся его жизнь, весь его облик, его природная скромность. Это не закомплексованность или наигранная поза провинциала. Просто — это восьмидесятилетний человек, повидавший на своем веку тяготы жизни, познавший радости и муки творчества. Он умеет слушать. Он умеет говорить. Говорить, похоже, уже тяжело, поэтому каждое слово много весит, независимо от его земного значения.
Сижу я с МАСТЕРОМ Гоголевым в музее его имени и думаю о том, о чем думают все на моем месте: как же он создавал все свои необыкновенные деревянные шедевры? Он говорит — скучно стало в 60 лет картины писать. Тянуло на что-то более материальное — то, что можно руками почувствовать. Дерево очень подошло. В принципе, это был неспешный рассказ не художника, а просто взрослого мужчины, который достиг в жизни хорошего результата, достиг своим тяжелым трудом. Говорит, что можно бы такому успеху порадоваться и начать что-то новое, но силы уже покидают, и жизнь, увы, коротка. Годы пролетели, и вот он близок к переходу в другое пространство, поэтому так жаль, что многого уже не успеть. Хотя можно сидеть остаток жизни в музее имени себя и наслаждаться восхищением публики — это тоже по-мужски…
«А ученики есть?” — спросил я. Оказалось, что у мастера нет учеников: «А кто хочет сейчас тяжело работать? Одни уехали в Финляндию, другие спились, кто-то умер”.
Он неторопливо рассказывает мне о Новгороде и о новгородской деревне, откуда он родом, о людях, обо всем, что пережил, повидал, что чувствует, вспоминая об этом. Чувствую все это и я. Многие зрители, глядя на деревянные картины мастера Гоголева, считают, что на них изображены сказочные персонажи, что, наверное, старик начитался сказок Бажова и изображает то, что прочитал. А я сразу подумал, что это вовсе не сказочные персонажи, как может показаться на первый взгляд. И он подтвердил это. И я обрадовался, что правильно почувствовал ЕГО. Сюжеты на деревянных барельефах — это картинки того, что еще реально можно было увидеть в 30-е годы XX века в глубинке России. Думаю, что он не из сказок «доставал” своих персонажей, а из своего детства. За 50 лет жизни, к тому времени, когда он начал почти пенсионером свою резьбу, время вымыло все плохое из его воспоминаний, остались мама и отец, а еще ощущение большой семьи. Румяные девушки [как мне удалось увидеть румянец на лицах в деревянном исполнении?), гармошки играют, все поют по вечерам и во время ночных гуляний. А днем сено собирают, или на лошади на ярмарку едут, или идут к колодцу за водой и друге другом — молодые и красивые — встречаются. И все эти люди как для светлой и веселой памяти на этих деревянных гравюрах вырезаны. Лица персонажей часто повторяются, и зрители это замечают иногда. А я думаю: правильно, что они повторяются. Как запомнилось все — таким и должно остаться. Ведь рисовал же всю жизнь Сальвадор Дали свою Галу…
…Я спросил мастера, правда ли то, что я подумал: это он не иллюстрации к сказкам делал, а своих родных и близких из детской памяти доставал? Он улыбнулся. «Что вспоминать?” — говорит он… Отца в 37-м арестовали, а он с мамой и братом относился к категории людей, которых называли «лишенцы”, потому что они были лишены всех прав — вот как хочешь, так и живи, даже помогать им запрещалось. Ту войну страшную, которую прошел, и то, что службу до 1953 года нес, потому что некому служить было — не успели еще за 8 лет нарожать новых солдат, не выросли они…
…У каждого человека свои воспоминания детства, свои ощущения прошедшего. Если они сильны, то по желанию одним прикосновением к «клавише памяти” их можно оживить. Например, певцы возраста 40-50 лет все «босиком по траве пробежать хотят». Это их воспоминание детства. Они пытаются подросткам об этом спеть. А зачем? Кто из сегодняшних молодых ребят любит в городе босиком потраве ходить? Может, для них в зрелом возрасте воспоминанием детства будет «в компьютерную стратегию» окунуться или десяток спецназовцев в «контрстрайке” положить — вот оно их будущее воспоминание. Или что-то, чего я не знаю. Если они читают эту статью, то смеются — что такое он пишет о компьютере? У нас же все другое! Но понимают, что трава и роса — это для среднего и старшего возраста, для тех, кто или в селе бывал, или в стройотряде, или в колхозе «на картошке”. А чтобы передать собственные ощущения тем молодым, которые их не испытали, надо долго чувствовать. И не нервничать, если сразу никто слушать не захочет — всему свое время…
Так и Кронид Гоголев, которого мне посчастливилось узнать. Его картины — это не лубок, а реальная жизнь, которую он видел и которую помнит. И если «пробило” кого-то на вопросы, значит, все правильно он сделал.
…Что в детстве полюбил, то никогда не забудешь, и писать или рисовать это всегда будешь — память даст свои расточки. Шолом-Алейхем — своего молочника из памяти детства явил. Марк Шагал свою деревню вспоминал с ее людьми — и на картины их так и перекладывал: «Я тут с любимой во сне летаю, а под забором мужик нужду справляет. Я к Богу лечу, а он нужду справляет…”
Я не хочу говорить так, как часто говорят о святых местах: «Вот — люди святые!” Хотя и Валаам, и Соловки для всех славян много значат. И при чем тут сортавальцы? Слово какое-то нерусское — СОРТАВАЛА. Даже не склоняется по падежам. Все говорят, что от финского произошло. А только забывают, что главное достоинство этого района Карелии — СЕРДОБОЛЬСКИЙ мрамор! От слова Сердоболь (это — согласно славянcким легендам). Жаль, что статья уже заканчивается, а то бы я рассказал вам, с какой легкостью, видоизменяя слова, во всех старых славянских книгах «б» на «в» меняется — и туда, и обратно. И что СОРТАВАЛА — и есть СЕРДОБОЛЬ, из которого детская память струится.
